Будем жить! - Страница 22

Тут оратор осторожно огляделся и, не увидев рядом никого, закончил:

— Ну совсем не дают торговать жадные попы! И с римлянами тоже. От них, чернорясых, что, убудет, если честный купец что-то продаст римлянам или купит у них?

— Дядь, ты уточни, чьи попы тебе жить-то мешают, — предложил Малой.

— Да здешние, знамо дело, спасские, из Феофановского монастыря. При прежнем-то епископе, Акакии, еще ничего было, а Феодосий совсем зажал торговлю и жизни не дает честному купцу.

— Вот прямо так и не дает? — поинтересовался старшина, потому как уже успел ознакомиться с положением дел относительно московской торговли.

Купцы вынуждены были признать, что не совсем прямо. То есть торговать-то можно, только при этом придется платить налог спасскому князю, церковную десятину и еще таможенный сбор, а это одна двенадцатая часть. Да разве при таких поборах можно не разориться? Тем более что нашему, московскому князю, тоже дать надо, да и архиерею его десятину, хоть она выходит и поменьше вашей.

Очень интересно, подумал старшина, как это десятая часть от одной и той же суммы в Москве оказывается меньше, чем в Спасске? И, сделав пометку в памяти уточнить про такой феномен, продолжал слушать оратора, потихоньку от жалоб дошедшего уже и до предложений. Типа они готовы сами, своими силами и за свой счет оборудовать причалами все равно пустующую Лазоревую бухту, от этого Спасску никакого убытка не будет. И дорогу от долины к ней проложить, а она в тех краях и не москвичам пригодится. В общем, ежели его благородие Защитник замолвит за них словечко, то уж они, купцы московские, отблагодарят от всей души.

— Интересно, — с приличествующей ситуации важностью сказал старшина, — я подумаю, с налета такие дела не делаются. Завтра ближе к вечеру еще раз поговорим, а пока приятного вам аппетита, на сегодня заседание объявляю закрытым.

С этими словами Малой встал и отправился в настоятельские покои, чтобы узнать мнение отцов Феодосия с Авраамием об этом деле.

— Так и знал, — скривился отец Абрам, — все им не нравится, что новый епископ наконец-то порядок в торговле навел. Ишь, чего захотели — они будут себе мошну набивать, а мы смотреть? В Лазоревой же бухте наши охотники морского зверя промышляют, потому там и не строится ничего.

— Но все-таки, — решил до конца разобраться в вопросе старшина, — чем они торгуют с римлянами?

— Продают стекло, — пояснил монах, — оно у них хоть и дороже нашего, но лучше, такого песка, как под Москвой, у нас нет. Причем и цветное тоже, наши стекольщики вообще этим баловством не занимаются. А покупают всего понемногу — лес, липкий сок какого-то дерева, выделанные кожи. Напрямую нам от их торговли ни прибыли, ни убытка, только налог, да и то небольшой. Но почему это, прости Господи, наши должны платить и сбор, и десятину, а эти — нет? Это их дело, чего они там своему самозваному князю потом платят.

— Ясно, — кивнул Малой, — а почему у них десятина-то меньше получается?

— Так это кто и как считать будет! Их архиерей такие порядки завел, что тамошние дьяки за мзду тебе любую цифру как доход, десятиной облагаемый, впишут. Тьфу, да и только!

— Ладно, отец, мысли твои я понял. Но мне по этому поводу вот что думается…

— А что, лепо может получиться, — согласился монах, выслушав Малого, — только все равно нечего им делать в Лазоревой бухте. Пусть в Дальнем свой причал строят, там как раз место есть.

С утра еще раз обмозговав пришедшее ему в голову насчет московских дел, старшина явных ошибок не нашел и в обед уже выступал перед купцами:

— Обмыслил я, что вы мне вчера сказали, и вот что решил. Если хотите, стройте свой причал в поселке Дальнем, Лазоревую бухту трогать нельзя, это заказник. А насчет пошлин, налога и десятины решили мы так. Пошлина за товары, идущие римлянам, браться не будет. А в остальном все должно быть взаимно. Открываете вы свое представительство на земле русичей — тогда уж и мы открываем свое в Москве. Хотите не платить десятину нашей церкви — добейтесь, чтобы наши купцы, через московское представительство торгующие, не платили вашей. И с княжеским налогом то же самое.

— Да чем же ваши у нас торговать будут, — заканючил купец постарше, — народишко-то у нас совсем нищий, копейку и то за большие деньги считает.

— Ну вы, москвичи, совсем зажрались, копейка вам уже не деньги. Она, между прочим, рубль бережет! А чем торговать — найдем. Со всем уважением к вашим законам, то есть в стекольные дела, где у вас договор с мастерами на двадцать лет, мы не полезем.

Старшина знал, что говорил. Какая разница, что почем будут покупать и продавать в Москве люди из Спасска! Потому как проникновение в чужую страну, пусть она и совсем недавно такой стала, надо начинать с организации там своей резидентуры. Ну, а насчет торговли — тоже не прогорим. Продавать почти ничего не будем, только покупать, причем что угодно, хоть траву из-под ног или куриный помет. А платить будем никелем, который в Москве ценится, но своего там нет. А, значит, в любой удобный нам момент мы сможем так задрать цены, что в той долине и рубль за деньги считать перестанут. Ибо куда это годится, когда внутри страны какие-то снобы отделились, завели свои порядки и знать больше ничего не хотят?

Вот так, в делах и заботах, незаметно пролетел декабрь, и наступил Новый год, который тут со времен капитана Башкирцева праздновали первого января, то есть в самый разгар лета. Большая ель, специально для этого растущая на главной площади Спасска, была украшена ленточками и бумажными игрушками. А сейчас русичи дивились на невиданное зрелище — парад воздушных змеев. Большие и разноцветные, треугольные, квадратные и коробчатые, парили они над Спасском, весело размахивая мочальными хвостами. Вечером планировался салют. И хотя фейерверки тут были известны со времен первого Защитника, народ с нетерпением ждал темноты, ибо уже расползлись слухи, что сюда приложил руку второй Защитник и потому это будет особенный фейерверк.