— Да потому что я человек скромный и не люблю излишнего внимания к своей особе. Ты вроде бывал в Загорске? Ну, так мы как раз через него поедем, посмотришь, как теперь выглядит город Сергиев Посад.
— Ага, скромный, — буркнул старшина, с некоторым трудом устраиваясь на пассажирском месте, — а машина твоя, она что, тоже не привлекает внимания?
— Такая — никакого. А вот такая, например, может и привлечь.
Патрик показал на выезжающий с соседнего участка огромный «Форд Экскуршн».
— Ох и ни хрена ж себе, — подивился Малой, — хотя, наверное, в такой громадине хоть сидеть можно по-человечески.
— Вон, видишь, под сиденьем рычажок, потяни за него, — посоветовал Патрик, — оно тогда отъедет назад. Все, устроился? Значит, пристегивай ремень, и поехали.
В Сергиев Посад они въехали у переезда и далее двинулись по проспекту Красной Армии, где когда-то жила тетка Малого, к которой он пару раз ездил в гости.
— А ты меня точно туда завез? — неуверенно спросил старшина, озираясь. Там, где он ожидал увидеть ряды двухэтажных домов, в одном из которых жила тетка, теперь стояла длинная девятиэтажка с магазином внизу.
— Туда, туда, тут еще в советское время все снесли и перестроили, — пояснил Патрик. — Но не беспокойся, у вас в Сонково твою улочку никто не тронул.
— И чего тут столько всяких плакатов, праздник, что ли, какой? Вон, билайн какой-то, и пчела нарисована… День пчеловода?
— Просто реклама. Спать надо было меньше на политзанятиях, когда тебе замполит про загнивание капитализма рассказывал! Вот это оно самое и есть.
— Ну, какое же это загнивание, очень даже красиво. А что такое «обвал цен»?
— Это когда сначала цены задирают раза в два, а потом, когда народ вообще перестает это брать, опускают до нормального уровня. Или, как вариант, распродажа залежалого товара.
Старшина помолчал, обдумывая увиденное и услышанное, а потом неуверенно предположил:
— Ну, тут, похоже, все-таки не совсем капитализм, во молодежь какая нарядная ходит.
— Так на каком-нибудь Бродвее она еще нарядней. Это же центральный проспект, тут Лавра и все прочее. Что там у нас, никак пробка впереди? Вот мы ее сейчас по Кооперативной-то и объедем.
Машина свернула направо и завиляла по каким-то узким переулкам.
— Вот, смотри, тут картина уже малость отличается, — предложил Патрик, притормаживая около какой-то небольшой свалки.
— Чего это они? — не въехал в ситуацию Малой.
— Значит, объясняю. Вот этот сравнительно аккуратно одетый дедушка — явно пенсионер, он собирает дюралевые банки с целью потом сдать и купить что-нибудь покушать, потому как на его пенсию это получается не каждый день. А граждане совершенно непотребного вида — бомжи, и сейчас они возмущенно вопят, что это их помойка, а всякие пришлые могут живо схлопотать в морду. Ого, они уже переходят к действиям… Ты не против остановки на пару минут?
— Вломить этим козлам? А как же, — завозился старшина, расстегивая ремень безопасности.
Но бомжи, видимо, обладали развитой интуицией, потому что исчезли еще до того, как старшина вылез из машины.
— У тебя деньги есть? — повернулся Вячеслав к Патрику. Тот без слов протянул ему две зеленые бумажки с цифрой «1000».
— Не думай, это не так много, но на неделю ему точно хватит, — пояснил он.
— Слушай, поехали быстрее, — предложил Малой, снова садясь на свое место, — а то вдруг там и мать так же?
— Вряд ли, у нее пенсия одиннадцать тысяч, это по нынешним временам более или менее прилично.
— А сколько вообще стоят эти деньги? Ну, которых у нее одиннадцать тысяч?
— Однозначную привязку дать трудно, но по колбасе, например, нынешний рубль можно считать за советскую копейку.
— То есть сто десять рублей? Тогда действительно неплохо.
— Да, терпимо, но тут многое зависит от того, сколько ей приходится тратить на дом. Кстати, давай-ка в магазин зайдем, надо взять какой-нибудь воды на дорогу, ну и на цены посмотришь.
— Ишь ты, — удивился Малой в супермаркете, — да сколько же тут сортов колбасы? И вот, смотри, есть даже по девяносто рублей. То есть девяносто копеек по-старому? Тогда вы тут не так уж и плохо живете, у нас в Сонково была только по два двадцать, и то ее четыре раза в год в заказах давали.
— Ага, — согласился Патрик, бросая в тележку кусок той самой девяносторублевой колбасы, а потом, подумав, добавил к ней отрезок докторской по триста шестьдесят. Потом взял бутыль минеральной воды, а старшина, увидев двухлитровки с кока-колой, тоже положил одну в тележку. У самой кассы Малой, увидев банки с вискасом, поначалу возмутился:
— Да что же это творится, у вас теперь и кошек едят?
Но, посмотрев на вывеску «корма для животных», хмыкнул и добавил:
— А, так это для них, хвостатых. Все равно баловство — кошке, и какую-то специальную еду. Может, ей еще отдельный дом построить?
Когда «восьмерка» уже выехала из Сергиева Посада, Вячеслав заявил, что проголодался, и, соорудив бутерброд из только что купленной колбасы и куска хлеба, храбро откусил от него. Потом некоторое время явно боролся с желанием выплюнуть данный продукт, но воспитание пересилило, и, собрав волю в кулак, Малой героическим усилием проглотил находящееся во рту.
— И что же это за дерьмо такое? — возмущенно вопросил он, отдышавшись. — Из чего оно вообще сделано?
— Из сои, картона, просроченных мясных отходов и всякой химии, — пояснил Патрик, — ты лучше все-таки возьми докторскую.
Эту старшина попробовал уже с большей осторожностью, пожевал, прислушался к ощущениям и сообщил: